Ужас гения

Автор:  Юлия БЕРЕЗОВСКАЯ

Фото:  Геннадия ПОЛЯКОВА и автора

С  1996 года каждый сентябрь в  Ясной Поляне проходит одно из  самых значимых событий отечественной литературной среды. Писатели, философы, культурологи, критики из  разных стран собираются для  неформального общения на  Международные писательские встречи.

Встречи с  каждым годом привлекают к  себе всё больше внимания. Может быть, всё дело в  том, что дискуссия о  роли литературы в  современном обществе, ее нынешнем состоянии и  качестве в  профессиональных и  любительских кругах разгорается всё острее. Последствия пренебрежительного отношения к  базовому гуманитарному образованию отрицать уже очень сложно  — эксперты регулярно сталкиваются с  тем, что современный читатель в  большинстве своем настроен исключительно на  развлекательную волну и  сложные тексты просто отвергает. А  издатели и  вовсе заявляют: книжные тиражи России в  сравнении, например, с  Америкой просто неприлично скудны. Ясная Поляна  же остается одной из  немногих площадок популяризации интеллектуального чтения и  продвижения современной литературы.

Есть и  другой немаловажный момент. С  каждым годом программа писательских встреч становится всё интереснее и  многограннее. Она уже давно вышла за  пределы формата «для  узкого круга ценителей яснополянского гения», привлекая публику эксклюзивными материалами и  возможностью полного погружения в  литературную среду, где на  зрителя работает всё  — от  того, что говорят, до  окружающей обстановки.

В  этом году XXIV встречи, быть может, размахом действа и  не  догнали тот  же фестиваль «Толстой», но  по  содержанию ему уж точно не  уступали.

Вообще для  того, чтобы в  полной мере оценить происходившее на  выходных в  музее-усадьбе и  вчера в  Москве, за  литературной жизнью «Ясной Поляны» нужно следить постоянно. Так лучше всего видна как преемственность тем, так и  их развитие.

К  примеру, в  этом году встречи открылись большим разговором о  русской литературе с  участием членов жюри литературной премии «Ясная Поляна». Алексей Варламов, Евгений Водолазкин, Валентин Курбатов, Владислав Отрошенко… Каждый из  этих писателей только в  рамках судейства за  год прочитывает порядка ста произведений коллег. С  кем  же еще говорить о  тенденциях сегодняшнего литературного процесса, а  также о  том, какие книги последних лет могут считаться открытиями и  в  чем сейчас особенно нуждается российский издательский рынок.

В  принципе, это не  первая попытка обсуждения данной проблемы. Не  так давно ровно про  то  же говорили и  учителя-словесники во  время занятий в  летней школе для  педагогов, и  редакторы литературного проекта «Полка».

Идеи там высказывались интересные, и  даже вполне пригодные для  разработки или  даже внедрения. Плохо одно  — всё это редко выходит за  рамки узкого круга избранных. Самый большой недостаток как писателей, так и  критиков в  том, что слушать они готовы себя и  еще пару-тройку (десятков) коллег. Связи с  широкой аудиторией нет  — то  ли времени не  хватает, то  ли желания. И  чем дольше наблюдаешь за  разворачивающейся дискуссией, тем острее ощущается дефицит читательских мнений.

Практически полное отсутствие интерактива стало самым серьезным минусом и  «живого» ток-шоу Игоря Волгина «Игра в  бисер», посвященного обсуждению одной из  самых неоднозначных и  спорных повестей Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича». Заявка обещала зрителям обмен мнениями между писателями Евгением Водолазкиным, Владиславом Отрошенко, Сергеем Шаргуновым и, пожалуй, самым известным исследователем жизни и  творчества яснополянского гения Павлом Басинским. 

Последний, увы, по  неизвестным причинам не  смог принять участие в  дискуссии. И  это, по  мнению корреспондента «Молодого коммунара», печально, так как без  литературного критика беседа строилась исключительно на  писательских впечатлениях, практически лишенная критической и  биографической базы, которыми виртуозно владеет как раз Басинский.

Собственно, «Смерти Ивана Ильича» предшествовало довольно пространное предисловие Игоря Волгина, рассказывавшего залу об  истории ток-шоу «Игра в  бисер», смысле его названия и  темах, которые за  годы существования передачи уже успели обсудить. Если учесть, что большая часть аудитории  — люди, так или  иначе имеющие отношение к  литературе, вступление выглядело несколько странно. И, несмотря на  то что тележурналист сослался на  поступивший до  начала ток-шоу вопрос из  зала, публика вполголоса удивленно перешептывалась, но  терпеливо ожидала перехода к  сути. Наконец прозвучали первые строки повести, ознаменовавшие начало дискуссии.

— Появилась вещь необычная для  мировой литературы,— обратился Игорь Волгин к  своим собеседникам.— Это история жизни и  смерти, не  имеющая аналогов. И  при  этом универсальная. Кажется, Ромен Роллан говорил, что французы читают этот текст как родной…

Рискну предположить, что ведущий хотел построить беседу вокруг вечной актуальности темы смерти и  ее толстовской, действительно новаторской для  того периода интерпретации. Однако любой разговор с  писателями при  всех его несомненных достоинствах чреват тем, что вам не  удастся добиться чего-то, кроме авторской интерпретации прочитанного.

Так, Сергей Шаргунов сосредоточился на  модернистском характере «Смерти Ивана Ильича» и  ее нарочитой дидактичности, в  угоду которой Лев Николаевич пожертвовал даже своим обычным витиеватым и  сложным слогом.

Владислав Отрошенко строил свои рассуждения вокруг максимального нивелирования какой-либо яркой индивидуальности героя. По  его мнению, именно обыкновенность и  делает историю нелепой, непонятной, случайной смерти судейского чиновника такой ужасной.

Евгений Водолазкин приводил примеры из  личного опыта, сводящиеся к  тому, что умирающим по  большей части свойственно до  последнего отрицать происходящее. Приводил цитаты из  православной литературы и  склонялся к  тому, что «со  смертью надо  сотрудничать и  как-то, пардон, договариваться»…

Происходящее производило странное впечатление: с  одной стороны, интересные люди говорили интересные вещи, а  с  другой  — выстроить цельную картину оказалось решительно невозможно.

Вот мы говорим о  несомненной перекличке с  гоголевскими «Старосветскими помещиками», отмечаем ту  же обыкновенность их бытия и… больше не  возвращаемся к  сказанному. Ровно та  же история происходит, когда вспоминают «Стену» Сартра, тоже на  90% посвященную ожиданию, казалось  бы, неизбежной смерти и  принятию ее. Попытка найти в  повести следы более ранних произведений Толстого и  вовсе дальше «Войны и  мира» не  ушла.

Про  сложные отношения самого Льва Николаевича со  смертью тоже было упомянуто как-то вскользь. А  зря. Смерть, как утверждают многочисленные исследователи, была настоящим ужасом гения, одним из  его самых сильных страхов.

— Эта тема играла огромную роль и  в  его творчестве, и  в  жизни, причем не  только после его знаменитого духовного переворота, когда Толстой стал совершенно иначе смотреть на  мир, но  и  в  раннем творчестве,— отмечал в  одной из  своих лекций вышеупомянутый Павел Басинский.

Действительно, задолго до  обессмертивших Толстого романов, в  1859 году, в  журнале «Библиотека для  чтения» он публикует короткий рассказ «Три смерти», который у  публики вызвал некоторое недоумение. Речь в  нем идет об  умирающей от  чахотки по  дороге в  Италию барыне, смертях мужика в  ямщицкой избе и  дерева, которое срубают для  креста на  его могилу.

Смерть проходит лейтмотивом через  все дневники писателя, смерти боится Левин в  «Анне Карениной», прячущий от  себя веревки и  ружье, смерть Болконского в  «Войне и  мире» переживает не  только Наташа Ростова, но  и  сам князь Андрей.

Уникальность Толстого в  том, что он практически в  каждом своем произведении с  безжалостностью патологоанатома препарирует сам себя. «Смерть Ивана Ильича» в  этом плане вполне может быть одной из  многочисленных попыток преодолеть свой самый главный страх. Попыткой в  чем-то, вероятно, удачной, иначе потом вряд  ли был  бы конфликт с  церковью, «Исповедь», «В  чем моя вера» и  формула Бога, которую надиктует он дочери уже в  последние минуты в  Астапове…

Отношения Толстого со  смертью  — едва  ли не  самая интересная и  благодатная тема для  дискуссий и  исследований. Обсуждение «Смерти Ивана Ильича» в  «Игре в  бисер» могло  бы стать ее любопытной частью, если  бы участники не  были так сосредоточены на  форме и, возможно, если  бы шире задействовали аудиторию зала. А  так вопрос: «Надо  ли включать эту повесть Толстого в  школьную программу?» и  реплика поэтессы, прочитавшей стихотворение собственного сочинения ради того, чтобы «посмотреть на  проблему шире», красок происходящему особо не  добавили.

С  другой стороны, если «Игра в  бисер» побудила хотя  бы часть присутствовавших освежить в  памяти историю случайной смерти судейского чиновника и  задуматься над  ней  — это уже прекрасно. Ведь главная задача и  литературы, и  писателей  — заставить мыслить и  чувствовать читателей.